— Верно. Предлагаю встать и первый тост сказать за его величество! И пожелать ему долгих лет.

Этот ужин был настоящей пыткой. Блюда подавали странные, сложные — такие, что я понятия не имела, как их нужно есть, несмотря на то, что меня обучали этикету. Меня спасало то, что я смотрела на Этель и повторяла за ней. Я знала, что за мной наблюдают, и ждут, когда я совершу очередную ошибку. Ведь присутствующие здесь высокородные прекрасно понимали — задеть меня напрямую они не могут, но могут легко выставить меня дурочкой, что у них, надо сказать, получалось. Мне задавали дурацкие вопросы, на которые я не знала ответа, шутили, что я не умею пользоваться столовыми приборами, когда я случайно не так стала разделывать лобстера, которого до этого видела лишь на картинке. Я чувствовала себя чужой на приеме. Но держалась изо всех сил.

После ужина нас все-таки ждали танцы — в соседнем зале, двухуровневом. На первом уровне можно было танцевать под звуки оркестра, на втором — отдыхать на специальных диванчиках. У меня желания танцевать совершенно не было, и я решила просто сидеть и ждать ужина в окружении своих придворных дам. Однако мне этого сделать не дали — появился Эштан и пригласил меня на танец. Он стоял передо мной, протянув руку, смотрел прямо в глаза и ждал моего ответа.

— Я не…

— Не отказывайте, ваша милость, — сказал Эштан. — Проше вас.

В его глубоком голосе было что-то такое, что я не смогла отказать. Вложила пальцы в его ладонь, и он повел меня вниз, к танцующим парам. В отличие от бала в Небесном дворце, с танцами и их порядком здесь было не так официально и строго. Пары кружились в «Романтическом вальсе», который изредка сменял «Танец нежности», медленный, незамысловатый, но эффектный. Нам как раз выпало танцевать его.

— Это единственный легальный способ пообщаться с тобой, Белль, — сказал Эштан уже посредине зала, кладя руку на мою талию. — Я скучал.

— Я тоже рада увидеться с тобой, — осторожно ответила я и положила руку ему на плечо. Несмотря на объятия, между нами была дистанция. Ближе было бы неприлично, и Эштан, уважая меня, соблюдал все правила этикета. А я… Я была просто невероятно рада увидеть его. Несмотря на неловкость перед ним.

— Так странно… Ты — невеста моего брата, — задумчиво сказал Эштан, аккуратно ведя меня в танце под нежную музыку. — И я больше не имею на тебя права. До сих пор не верю в это.

По моему телу прошла дрожь. Я вдруг вспомнила наше свидание в горах. Тот прекрасный вечер в ресторанчике, когда мы сидели друг перед другом… Вид на столицу… Наши смех и улыбки. Все это осталось в прошлом.

— Сама не знаю, почему так произошло, — вздохнула я, чувствуя себя не в своей тарелке. Ощущение, будто я обидела Эштана, не проходило.

— Еще раз хочу попросить прощения за то, что произошло в «Доме у озера». — Он развернулся в танце, а я — следом за ним. — Я повел себя глупо, потребовав поцелуй на прощание. Ты бы знала, как я жалею об этом.

— Все в порядке, — горячо возразила я. Светлые духи, пусть эта неловкость, сковывающая меня по рукам и ногам, уйдет!

— А потом это проклятое чаорское вино. Не помню, что было, но уверен, я вел себя ужасно. Нам, темным, его нельзя пить. Оно влияет на восприятие темных потоков магии, и в голове все смешивается… Я не обидел тебя?

— Нет, говорю же, все в порядке, — ответила я. — Прошу, не переживай из-за этого.

— Это ведь сделал тот мальчишка-ангел? — усмехнулся Эштан.

— О, это была случайность.

— Уверен, что нет. Но не переживай — я не трону его. Из уважения к тебе. Это ведь твой слуга.

Мне с трудом удалось сдержать смех. Я была уверена — услышь Кайл, что он мой слуга, его возмущению не было бы предела, потому как он был свято уверен, что это все остальные его слуги. Однако меня порадовали слова Эштана о том, что он не тронет его.

Мы танцевали недолго — всего один танец. Столько, сколько того требовали приличия. Один танец — и никто ничего не заподозрит. Но отпускать Эштана было сложно — не из-за былых романтических чувств, а все из-за того же дурацкого ощущения, будто я предала его.

Он галантно проводил меня туда, откуда привел и поцеловал руку на прощание. Тепло его губ обожгло мою кожу, но я нашла в себе силы улыбнуться.

— Спасибо тебе, — искренне сказала я.

— За танец? — грустно улыбнулся Эштан.

— За то, что был на моей стороне. Во время учебы.

— Я и сейчас на твоей стороне, Белль, — ответил он просто. — Только ты не замечаешь этого.

— Эштан…

— Я ведь сказал, что просто буду рядом. И я буду. Все хорошо, Белль.

Я опустила глаза, не зная, что ответить ему. А он добавил:

— Насчет тьмы. Надеюсь, ты приняла ее в себе. Если тьму долго отталкивать, она начинает поглощать. Не противься своему дару.

И он ушел.

Не противься своему дару и не противься своей любви — так говорила бабушка раньше. Вспомнив эти слова, я опустилась на диванчик и потянулась к бокалу с бордовым вином, что стоял на столике рядом. После танца пересохли губы. А, может быть, они пересохли после разговора с Эштаном. Фэйра неободрительно на меня посмотрела, но ничего не сказала.

Я сделала несколько больших глотков, поставила бокал на место и…поняла вдруг, что меня будто заморозило изнутри. Легкие стали хрустальными — того и гляди, разобьются при вдохе. Горло обожгло холодом, а губы — тронуло инеем.

Схватившись за шею, я начала задыхаться. Воздуха не хватало. Во рту чувствовался привкус крови. Мир расплывался, теряя четкость и краски. И по венам вместо крови струился серебряный яд.

Боль разрывала меня на куски, но я не могла даже кричать — просто теряла сознание. Я противилась этому изо всех сил, зная, что если засну сейчас, то навсегда. Но бороться было бессмысленно. Мои ресницы сомкнулись. И последнее, что я услышала, были крики придворных дам:

— Невеста принца умирает! Ее отравили! На помощь!

Глава 7

Реджина улыбалась, смеялась и вела себя, как радушная хозяйка, хотя большую частей гостей с удовольствием погнала бы прочь из замка. Не переставая вести непринужденные светские беседы, она наблюдала за высокородными, отмечая, кто и во что одет, какие украшения нацепил, с кем общается. От ее цепких глаз ничего не ускользало. Недаром Реджина была в  курсе всех последний новостей и сплетен.

Время от времени она поглядывала на Эштана. Да, он был хорош в парадном мундире и выглядел уверенным и спокойным — как истинный высокородный. Возможно, если бы Эштан был ее настоящим сыном, она бы гордилась тем, как уверенно он держится в высшем обществе. Но он был всего лишь ее племянником, официальной матерью которого она стала не по своей воле. Реджина до сих пор не могла смириться с этим. Мало того, что он был ей неродным, так еще и с темным даром. Чернокнижник, подумать только. Отвратительно! Пятно на репутации!

Ей пришлось пойти на этот шаг, только потому, что у нее не было выбора. Она и ее супруг пристрастились к солнечному яду — наркотику в виде отваров из запрещенного солнечного корня, растения родом из империи Шио. Эдвард был в ярости, когда узнал.

«Или отправишься в монастырь Милостивой Эсфер, чтобы вымолить прощение за свое непотребное поведение, или возьмешь ребенка и будешь жить затворнической жизнью в замке Семи Ветров», — сказал он в ту роковую ночь, когда вместе со своими гвардейцами появился на пороге их особняка на Золотой улице.

Реджина пришлось выбрать второе — гнить в монастыре ей не хотелось. Она стала официальной матерью ребенка. Тем временем супруг был отправлен в армию, где вскоре героически погиб. А может быть, совсем и не героически, но член императорской семьи не может погибнуть из-за пьянства или солнечного яда. Что тогда скажет народ?

Она так и не смогла полюбить Эштана — не как сына, не как племянника. Он был вечным напоминанием ее позора. И того, что собственного ребенка она потеряла. Именно поэтому и пристрастилась к солнечному яду в свое время. На Эштана она старалась не обращать внимания. Он рос вместе с бесконечной чередой нянек, гувернанток и учителей. Они неделями могли не пересекаться, хоть и жили в одном замке. Благо он был огромным.