Противоядие подействовало. Дыхание Белль становилось ровнее, цвет ее лица становился лучше, а тело — теплее. Жизнь наполняла ее все больше, и к тому моменту, как в замок Семи Ветров прибыли маги и лекари из дворца, она была в безопасности. Они осмотрели Белль и приняли решение перевезти ее обратно в Небесный дворец, чтобы она находилась под их контролем. И, конечно же, поразились мастерству Эштана.

— Вы совершили невозможное, ваше высочество, — сказал главный придворный маг с почтением. — Редко юноши вашего возраста знают о существовании «дыхания бабочки». А еще реже — знают, как приготовить противоядие.

— Мне повезло, что я интересовался этим, — ответил Эштан.

— Всем повезло, — добавил седовласый маг из Высшего магического совета, который также прибыл в замок. — Если бы Изабель умерла, случилось бы непоправимое.

Дальше продолжать он не стал, замолчал, рассматривая спящую девушку, и между его бровей залегла глубокая морщина. О чем он думал, Эштан так и не понял.

— Очень удобно быть спасителем, верно? — раздался рядом с ним звонкий голос принцессы Этель.

— Не совсем понимаю вас, сестра, — безэмоционально ответил Эштан.

— Сначала отравил, потом спас. Стал героем. И в ее глазах. И в глазах всех остальных. Ловко, — ухмыльнулась Этель.

— Как вам известно, это не я отравил Белль.

— Да, так я и поверила.

— Вас не смущает, что доказательства указывают на ее старшую придворную даму? — раздраженно поинтересовался Эштан.

— Ты подкупил ее. Ну или подставил, — не отставала принцесса. — Да, ты будешь героем, только я-то знаю, какой ты на самом деле. Тьма в тебе не спит, верно?

— Тьма во мне и не засыпала, — улыбнулся он, оставаясь все таким же спокойным, что всегда раздражало Этель. — А что не спит в вас, дорогая сестра? Вы всегда так недружелюбно настроены по отношению ко мне. Чем я заслужил это.

— Думаешь, я не знаю про тебя и Еву? — тихо, но с вызовом спросила Этель. — Я видела вас вместе на балу в честь Белль. Ты ведь был без ума от Евы. С ума сходил, наверное, когда узнал, что она с Даррелом. А потом решил забрать себе?

Эштан склонился к ней. И прошептал, чтобы никто не слышал:

— Думаешь, я не знаю про тебя и твои вылазки из дворца в мужской одежде? Про то, как ты встречаешься с мужчиной, скрывая свою личность?

Этель вспыхнула.

— Молчи и не зли меня, сестра, — продолжал Эштан. — Иначе твои маленькие секреты раскроются. Будь тихой и почтительной ко мне. Не то я рассержусь. Поняла?

— Придурок, — прошипела Этель и, резко развернувшись на каблуках, ушла.

Через час замок Семи ветров опустел. Гости спешно покинули его, судача о том, что произошло. Маги и гвардейцы улетели вместе с принцессой и все еще спящей Белль. А Эштан направился в свои покои — уставший и разбитый. Однако едва он упал на кровать, не снимая одежды, как в окно раздался стук. Эштан открыл его, впустив в спальню вместе с ветром птицу — небольшую, с изогнутым клювом. Это был чернокрыл, редкая магическая птица, которую часто использовали для почты. Эштан протянул руку, и чернокрыл сел на предплечье, уставившись на него золотистыми маленькими-пуговками.

— Пар-р-роль, — проскрипела птица, и Эштан нарисовал в воздухе магический знак — если бы не сделал этого, послание бы уничтожилось. А после снял с лапки чернокрыла капсулу с запиской.

«Жду тебя там же, где и всегда. Ночью. И не забудь то, о чем я просила. Твоя любящая мать», — было криво выведено на бумаге. На лице Эштана появилось отвращение. Любящая мать. Смешно.

Вскоре Эштан покинул замок Семи Ветров. Официально он возвращался в столицу, потому как должен был продолжить обучение в академии магии. Однако, прежде чем попасть в Эверлейн, он оказался в одном из самых злачных районов города — в Яме. Яма казалась настоящим черным пятном на карте прекрасной столицы. Это были трущобы северной окраины, в которые добропорядочные граждане старались не соваться, а полицейские патрули не ходили по одному.  В Яме жили по своим законом, и часто эти законы не совпадали с общеимперскими, а чужаков тут не любили — да настолько, что готовы были всадить нож в сердце. Сердце Ямы была прибежищем преступников всех мастей, и притонов тут было столько, сколько дорогих ресторанов на Золотой улице. Однако и бедняков, которым некуда было больше деться, здесь хватало. Одни ютились в хлипких домах с картонными стенами и низкими давящими потолками, другие — и вовсе на улице, в жалких лачугах.

Была промозглая зимняя ночь — часы перед рассветом. Снег прикрыл мусор, разбросанный по разбитым дорогам. На обочинах горели костры — так бедняки пытались согреться в холод, а потому пожары в Яме были частым делом. Лачуги горели целыми кварталами, однако на их месте тотчас вырастали новые. Эштан шагал по узким вонючим улицам, натянув до самых глаз повязку и держа в руке меч. По городу нельзя было ходить с обнаженным оружием, однако для Ямы все было иначе. Мечи и ножи были залогом безопасности. Немногие в здравом уме нападут на вооруженного война, чтобы поживиться содержимым его карманов. Скорее, нападут на тех чужаков, которые были столь беспечны, что не позаботились о собственной безопасности.

В Яме Эштан бывал нечасто. И только потому, что тут пряталась мать и другие последователи культа темного бога. В Яме находился его тайный храм — он прятался под обломками полуразрушенного здания, и попасть внутрь мог далеко не каждый. Здесь не приносились жертвы, как в Забытом храме темного бога, а скрывались от властей. На жрецов Кштари шла охота, а потому приходилось соблюдать безопасность.

Эштан скользнул к обломкам, коснулся рукой выступающего камня и прошептал тайные слова на древнемагическом. Одна из заснеженных плит в земле медленно отъехала в сторону, открывая проход, ведущий вниз. Эштан спустился и оказался в помещении с кирпичными облезлыми стенами, тускло освещенными магическим огнем. Пахло терпкими благовониями и чем-то едва заметным, сладковатым и тошнотворным.

Его уже ждали — угрюмый бородатый колдун, который забрал меч и молча проводил его к матери. Они шли по подземному коридору с дверями, и в Эштан случайно заглянул в приоткрытую. Он увидел нескольких девушек, и одну из них узнал, однако не подал вида. И пошел следом за провожатым к матери, в крохотную душную комнатенку с тяжелым воздухом. Она сидела перед каменным идолом, символизирующим темного бога и что-то шептала. Эштан встал напротив и замер.

— Принес? — не поднимая глаз, спросила она. Эштан молча положил перед ней сверток с редкими компонентами для зелий. Некоторые компонентами были не только редкими и дорогими, но еще и запрещенными. Например, крошка из костей мантикоры или глаза василиска. Эштан купил их на рынке Змей и Костей. Потому что она ему так сказала. Его мать.

— Молодец, мой малыш. Ты очень послушный. В отличии от своего отца.

— Это комплимент?

— Это факт.

Ведьма вскочила на ноги и встала напротив. Алые глаза, обрамленные пепельными ресницами, впились в его лицо. Когда-то мать была хороша собой, однако теперь все было иначе. И дело было не в шраме, что тянулся через ее лицо. А в пугающем безумии в глазах.

Глава 9

Когда Эштан был маленьким и считал матерью Реджину, он понимал, что она не любит его. И думал, что сам виноват в этом — слишком плохо себя ведет. А когда в порыве пьяной ярости она сказала ему, что ненастоящая мать, даже обрадовался. Решил, что однажды его настоящая мама придет за ним. И тогда она будет любить его — так же, как Даррела любит императрица. 

Настоящая мама действительно пришла, но разве мог он подумать, что она окажется ведьмой? В ту ночь, когда она оказалась в его спальне, он испугался ее — настолько, что стал заикаться. А потом… потом привык. Привык к ее пугающему виду, к алым глазам, тянущемуся через все лицо шраму, смеху, от которого по спине ползли мурашки. Она учила его познавать тьму. И она рассказала правду о том, кто он на самом деле.